«Отречение от чая», как и отказ от сладкого, для многих дворян и даже дворянских детей было своего рода испытанием .
В начале XIX в. в женских пансионах, куда часто отдавали на воспитание девочек из малообеспеченных дворянских семей, чай часто включался в рацион питания воспитанниц.
В воспоминаниях одной из выпускниц женского пансиона, описывавших своё обучение в период между 1818 и 1820 гг., содержится указание на потребление «чая с синим молоком и чёрной патокой вместо сахара». Следует указать на то, что чай был сладкий; в качестве подсластителя выступала патока, а не очень дорогой в то время сахар.
Чай с сахаром в России пили в XIX в. двумя основными способами: «прикуской» (откусывали от кусочка сахара, отпивая чай) и «накладкой» (сахар клали прямо в чай).
«Вприглядку» пили чай те, кто не мог себе позволить пить чай с сахаром: они только смотрели на сахар, мысленно представляя себе вкус сладкого чая.
К началу XIX в. чай стал частью обыденной жизни элиты. На это, в частности, указывал и роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин», где в ряде глав, в частности в главах 2, 3, 5, мы встречаем упоминание чая и чаепития:
- «Зовут соседа к самовару, // А Дуня разливает чай,».
- «Смеркалось; на столе, блистая, // Шипел вечерний самовар, // Китайский чайник нагревая; // Под ним клубился лёгкий пар. // Разлитый Ольгиной рукою, // По чашкам тёмною струёю // Уже душистый чай бежал,».
- «Но чай несут; девицы чинно // Едва за блюдечки взялись,».
Традиционно чай разливала либо сама хозяйка, либо старшая дочь, в отдельных случаях разливать чай доверяли «дочке на выданье» - что было актуально, если пить чай был приглашён потенциальный жених.
В отдельных домах (княжеских, графских) богатейшей элиты России заваривание чая могло передоверяться хозяйкой наиболее доверенной из содержанок или служанок – в этом случае чай заваривался в ином помещении и вносился уже готовым к употреблению.
Чай и другие продукты питания, зачастую, интуитивно старались «защитить» от случайных людей. Известен факт, описанный в воспоминаниях одного из поляков: когда очередные волнения в Польше совпали с всплеском заболеваемости холерой в Санкт-Петербурге в 1831 г. многие недалёкие городские обыватели видели в этом заговор поляков и боялись быть отравленными.
«Положение Поляков [так в источнике, с заглавной. – И.С.] в Петербурге было очень грустное: все они были заподозрены. Они перестали бывать в русских домах, заметив, что иные хозяйки, заваривая за общим столом чай, наблюдают за ними и ставят подальше от них сахарницу, сливки и печенья».